В базарной суете, средь толкотни и гама,
Где пыль торгашества осела на весы,
Мне как-то довелось в унылой куче хлама
Найти старинные песочные часы.
На парусных судах в качании каюты,
Должно быть, шел их век - и труден и суров -
В одном стремлении: отсчитывать минуты
Тропической жары и ледяных ветров.
Над опрокинутой стеклянною воронкой,
Зажатою в тугой дубовый поясок,
Сквозь трубку горлышка всегда струею тонкой
Спокойно сыпался сползающий песок...
Песочные часы! Могли они, наверно,
Все время странствуя, включить в свою судьбу
Журнал Лисянского, промеры Крузенштерна,
Дневник Головнина и карты Коцебу!
И захотелось мне, как в парусной поэме
Отважных плаваний, их повесть прочитать,
В пузатое стекло запаянное время,
Перевернув вверх дном, заставить течь опять.
Пускай струится с ним романтика былая,
Течет уверенно, как и тогда текла,
Чтоб осыпь чистая, бесшумно оседая,
Сверкнула золотом сквозь пр**а**зелень стекла.
Пускай вернется с ней старинная отвага,
Что в сердце моряка с далеких дней жива,
Не посрамила честь андреевского флага
И русским именем назвала острова.
Адмиралтейские забудутся обиды,
И Беллинсгаузен, идущий напрямик,
В подзорную трубу увидит Антарктиды
Обрывом ледяным встающий материк.
Пусть струйкой сыплется высокая минута
В раскатистом 'ура!', в маханье дружных рук,
Пусть дрогнут айсберги от русского салюта
В честь дальней Родины и торжества наук!
Мне хочется вернуть то славное мгновенье,
Вновь пережить его - хотя б на краткий срок -
Пока в моих руках неспешное теченье
Вот так же будет длить струящийся песок.
1920-1930
