Я поседел, я стал сутулей 
В густом пороховом дыму. 
Железный крест, пробитый пулей, 
Привез мальчишке моему. 
Как гунн, топтал поля Европы 
Хозяин этого креста. 
Он лез на русские окопы 
С губной гармоникой у рта. 
Он грудью рыжей и косматой 
С быком - и то поспорить мог, 
Он нес обоймы автомата 
За голенищами сапог. 
Он рвался, пьяный, в гущу драки, 
Глаза от злости закатив, 
И выводил в пылу атаки 
Баварский сладенький мотив. 
Он целый мир - никак не меньше - 
Видал у ног своих во сне, 
Он прятал снимки голых женщин 
В телячий ранец на спине. 
'Иван! - кричал он. - Как ни бейся, 
Я все равно твой дом взорву!..' 
И он глядел сквозь стекла цейса 
На недалекую Москву. 
Остроконечной пулей русской 
Солдат, входящий нынче в Брест, 
Навылет возле планки узкой 
Пробил его железный крест. 
И вот теперь под Старой Руссой 
Его червяк могильный ест, 
И сунул мой мальчишка русый 
В карман его железный крест. 
Он там лежит рядком с рогаткой, 
С крючком для удочки - и мать 
Зовет игрушку эту гадкой 
И норовит ее сломать. 
А кости немца пожелтели, 
Их моет дождь, их сушит зной. 
Давно земля набилась в щели 
Его гармоники губной. 
Среди траншей, бомбежкой взрытых, 
Лежит в конверте голубом 
Порнографических открыток 
Врагом потерянный альбом. 
Лишь фляга с гущею кофейной 
Осталась миру от него, 
И автомат его трофейный 
Висит на шее у того, 
Кто для заносчивых соседей 
Хребет на барщине не гнет, 
С ножом выходит на медведя 
И белку в глаз дробинкой бьет! 
20 июля 1944