Сборник 'Жемчуга' 
    I. У берега 
    Сердце — улей, полный сотами, 
   Золотыми, несравненными! 
   Я борюсь с водоворотами 
   И клокочущими пенами. 
    Я трирему с грудью острою 
   В буре бешеной измучаю, 
   Но домчусь к родному острову 
   С грозовою сизой тучею. 
    Я войду в дома просторные, 
10  Сердце встречами обрадую 
   И забуду годы черные, 
   Проведенные с Палладою. 
    Так! Но кто, подобный коршуну, 
   Над моей душою носится, 
   Словно манит к року горшему, 
   С новой кручи в бездну броситься? 
    В корабле раскрылись трещины, 
   Море взрыто ураганами, 
   Берега, что мне обещаны, 
20  Исчезают за туманами. 
    И шепчу я, робко слушая 
   Вой над водною пустынею: 
   «Нет, союза не нарушу я 
   С необорною богинею». 
    II. Избиение женихов 
    Только над городом месяц двурогий 
   Остро прорезал вечернюю мглу, 
   Встал Одиссей на высоком пороге, 
   В грудь Антиноя он бросил стрелу. 
    Чаша упала из рук Антиноя, 
30  Очи окутал кровавый туман, 
   Легкая дрожь… и не стало героя, 
   Лучшего юноши греческих стран. 
    Схвачены ужасом, встали другие, 
   Робко хватаясь за щит и за меч. 
   Тщетно! Уверены стрелы стальные, 
   Злобно-насмешлива царская речь: 
    «Что же, князья знаменитой Итаки, 
   Что не спешите вы встретить царя, 
   Жертвенной кровью священные знаки 
40  Запечатлеть у его алтаря? 
    Вы истребляли под грохот тимпанов 
   Все, что мне было богами дано, 
   Тучных быков, круторогих баранов, 
   С кипрских холмов золотое вино. 
    Льстивые речи шептать Пенелопе, 
   Ночью ласкать похотливых рабынь — 
   Слаще, чем биться под музыку копий, 
   Плавать над ужасом водных пустынь! 
    Что обо мне говорить вы могли бы? 
50  — Он никогда не вернется домой, 
   Труп его съели безглазые рыбы 
   В самой бездонной пучине морской. — 
    Как? Вы хотите платить за обиды? 
   Ваши дворцы предлагаете мне? 
   Я бы не принял и всей Атлантиды, 
   Всех городов, погребенных на дне! 
    Звонко поют окрыленные стрелы, 
   Мерно блестит угрожающий меч, 
   Все вы, князья, и трусливый и смелый, 
60  Белою грудой готовитесь лечь. 
    Вот Евримах, низкорослый и тучный, 
   Бледен… бледнее он мраморных стен, 
   В ужасе бьется, как овод докучный, 
   Юною девой захваченный в плен. 
    Вот Антином… разъяренные взгляды… 
   Сам он громаден и грузен, как слон, 
   Был бы он первым героем Эллады, 
   Если бы с нами отплыл в Илион. 
    Падают, падают тигры и лани 
70  И никогда не поднимутся вновь. 
   Что это? Брошены красные ткани, 
   Или, дымясь, растекается кровь? 
    Ну, собирайся со мною в дорогу, 
   Юноша светлый, мой сын Телемах! 
   Надо служить беспощадному богу, 
   Богу Тревоги на черных путях. 
    Снова полюбим влекущую даль мы 
   И золотой от луны горизонт, 
   Снова увидим священные пальмы 
80  И опененный, клокочущий Понт. 
    Пусть незапятнано ложе царицы, — 
   Грешные к ней прикасались мечты. 
   Чайки белей и невинней зарницы 
   Темной и страшной ее красоты». 
    III. Одиссей у Лаэрта 
    Еще один старинный долг, 
   Мой рок, еще один священный! 
   Я не убийца, я не волк, 
   Я чести сторож неизменный. 
    Лица морщинистого черт 
90  В уме не стерли вихри жизни. 
   Тебя приветствую, Лаэрт, 
   В твоей задумчивой отчизне. 
    Смотрю: украсили сады 
   Холмов утесистые скаты. 
   Какие спелые плоды, 
   Как сладок запах свежей мяты! 
    Я слезы кротости пролью, 
   Я сердце к счастью приневолю, 
   Я земно кланяюсь ручью, 
100 И бедной хижине, и полю. 
    И сладко мне, и больно мне 
   Сидеть с тобой на козьей шкуре, 
   Я верю — боги в тишине, 
   А не в смятеньи и не в буре. 
    Но что мне розовых харит 
   Неисчислимые услады?! 
   Над морем встал алмазный щит 
   Богини воинов, Паллады. 
    Старик, спеша отсюда прочь, 
110 Последний раз тебя целую 
   И снова ринусь грудью в ночь 
   Увидеть бездну грозовую. 
    Но в час, как Зевсовой рукой 
   Мой черный жребий будет вынут, 
   Когда предсмертною тоской 
   Я буду навзничь опрокинут, 
    Припомню я не день войны, 
   Не праздник в пламени и дыме, 
   Не ласки знойные жены, 
120 Увы, делимые с другими, — 
    Тебя, твой миртовый венец, 
   Глаза, безоблачнее неба, 
   И с нежным именем «отец» 
   Сойду в обители Эреба.