Клубится чернь: восторгом безотчетным 
Пылает взор бесчисленных очей; 
Проходит гул за гулом мимолетным; 
Нестройное слияние речей 
Растет; но вновь восторг оцепенелый 
Сомкнул толпы шумливые уста... 
Не мрамор, нет! не камень ярко-белый, 
Не хладная богини красота 
Иссечена ваятеля рукою; 
Но роскошь неги, жизни полнота;— 
И что ни взгляд, то новая черта, 
Скользя из глаз округлостью живою, 
Сквозь нежный мрамор дышит пред толпою. 
Все жаждали очами осязать 
Сей чудный образ, созданный искусством, 
И с трепетным благоговейным чувством 
Подножие дыханьем лобызать. 
Казалось им: из волн, пред их очами, 
Всплывает Дионеи влажный стан 
И вкруг нее сам старец-Океан 
Еще шумит влюбленными волнами... 
Сглянулись в упоеньи: каждый взгляд 
Искал в толпе живого соучастья; 
Но кто средь них? Чьи очи не горят, 
Не тают в светлой влаге сладострастья? 
Его чело, его покойный взор 
Смутили чернь, и шепотом укор 
Пронесся — будто листьев трепетанье. 
«Он каменный!»— промолвил кто-то. «Нет, 
Завистник он!»— воскликнули в ответ, 
И вспыхнула гроза; негодованье, 
Шумя, волнует площадь; вкруг него 
Толпятся всё теснее и теснее... 
«Кто звал тебя на наше празднество?»— 
Гремела чернь. «Он пятна в Дионее 
Нашел!»— «Ты богохульник!»— «Пусть резец 
Возьмет он: он — ваятель!»— «Я — поэт». 
И в руки взял он лиру золотую, 
Взглянул с улыбкой ясной, и слегка 
До звонких струн дотронулась рука; 
Он начал песнь младенчески простую: 
«Легкие хоры пленительных дев 
Тихо плясали под говор Пелея; 
Негу движений я в лиру вдыхал, 
Сладостно пел Дионею. 
В образ небесный земные красы 
Слил я, как звуки в созвучное пенье; 
Создал я образ, и верил в него,— 
Верил в мою Дионею. 
Хоры сокрылись. Царица ночей, 
Цинтия томно на небо всходила; 
К лире склонясь, я забылся... но вдруг 
Замерло сердце: явилась 
Дочь океана! Над солнцем Олимп 
Светит без тени; так в неге Олимпа, 
В светлой любви без земного огня 
Таяли очи небесной. 
Сон ли я видел? Нет, образ живой; 
Долго следил я эфирную поступь, 
Взор лучезарный мне в душу запал, 
С ним — и мученье и сладость. 
Нет, я не в силах для бренных очей 
Тканью прозрачной облечь неземную; 
Голос немеет в устах... но я весь 
Полон Венеры небесной». 
1831 или 1832 (?)