Вчера в лесу я, грустью увлечен,
Сидел один и сердцем сокрушен.
Когда мой дух волнуется тоской,
Отрадно мне беседовать с душой.
Везде кругом дремала тишина.
Мне веяла душистая весна;
Едва журчал ленивый ручеек,
И на цветах улегся мотылек;
Хор нежный птиц, вечерний пламень дня
И запах трав лелеяли меня.
Но я на всё без радости смотрел, -
Развеселить я горя не хотел;
В смятеньи дум не тягостна печаль,
Расстаться с ней душе как будто жаль.
Мой дух кипел, я спрашивал себя:
Что я теперь? что был? чем буду я? -
Не знаю сам, и знать надежды нет.
И где мудрец, кто б мог мне дать ответ? -
В какой-то тме, без цели я лечу,
И тени нет того, чего хочу.
Мятежных чувств губительный обман
Вкруг падших нас бросает свой туман, -
И я кружусь, обманут ложным сном,
В дыму сует, как в облаке густом.
Как от меня далек вчерашний день!
Промчался он - я с ним пропал, как тень...
И если мне еще до утра жить,
Кто окажет, где и чем и как мне быть? -
Уже тех волн мы в море не найдем,
Которые в нем раз переплывем...
И человек, лишь мы расстались с ним,
Не тем, чем был, но встретит нас иным...

И разум мой сомненье облегло;
Лета сребрят усталое чело.
А знаю ль я, зачем рожден на свет?
Что жизнь моя? - Те дни, которых нет...
Как бурный ток, пролетная вода,
Теку - стремлюсь - исчезну навсегда.
Удел мой - гроб; сегодня - человек,
А завтра - прах. Ужели прах навек?
Иль в смерти жизнь нам новая дана?
Надежда льстит, но тайна мне страшна.

О! кто же ты, бессмертием дыша,
Откуда ты, нетленная душа?
Ты божестве являешь мне в себе;
Откинь порок - и верю я тебе.
Кто чистый дух мот в тело заключить?
Кто мертвеца велел тебе носить? -
Я сын греха - и божий образ я!
Сними же цепь, влекущую меня;
Услышать дай таинственный привет;
Но тма теперь, - а завтра будет свет,
И будешь ты сгораема огнем
Иль в небесах пред богом и отцом, -
И там сама, как ангел чистоты,
Увидишь всё, и всё узнаешь ты...

Я так мечтал, - и вдруг мой страх исчез.
Настала ночь, и я оставил лес;
И на пути в приют укромный мой
То сам себе над здешней суетой
Смеялся я, то вновь смущал мой ум
Минувший мрак его тревожных дум.

1830