Вильям, ты накаркал, как будто ворона
иль черная чайка в приморском лесу...
Нам вот уж за тридцать. Глядим угнетенно
на лживое солнце, чужую красу.
Другие благие бегут молодые,
бренчат на гитаре средь мелких забот...
А мы – о пожарах и бедах России.
И этак весь день, и вот так круглый год.
Слова 'справедливость', 'доверье', 'свобода'
не сходят у нас, как табак, с языка.
Копались бы лучше среди огорода.
Ловили бы лучше в реке окунька.
Да кто мы такие?! Пииты, поэты,
и спросят не нас (хоть и выхватят нас!).
Кончаем бесплодные наши секреты,
бездомные споры, тяжелый рассказ!
Пусть снова приснится, что да, мы пророки,
и наши слова не угаснут зазря...
В потемках народ наш плывет на пароме,
покосами пахнет и тлеет заря.
Лиц не разгляжу – только светят цигарки,
и говор в ночи над рекою плывет,
и голосом звонким бедовой татарки
овца от села нам навстречу поет.
Кончай тары-бары! Мы тоже татары,
бессмысленно жизнь не погубим свою...
Возьми ты фанерную эту гитару,
остатком души я тебе подпою.
Все славно на свете – и водка, и цены...
все сладко на свете – и ложь, и покой...
Как бабочка, наша тревога мгновенна –
лишь вымажет лбы нам пыльцой золотой!
Ах, если б не гордость, ах, если б не споры,
мы были богаты б и ликом смуглы...
Снежинки висят на висках, будто шпоры...
И люди, смеясь, наплывают из мглы...
2001
