1 
Голубой саксонский лес 
Снега битого фарфор. 
Мир бесцветен, мир белес, 
точно извести раствор. 
Ты, в коричневом пальто, 
я, исчадье распродаж. 
Ты -- никто, и я -- никто. 
Вместе мы -- почти пейзаж. 
2 
Белых склонов тишь да гладь. 
Стук в долине молотка. 
Склонность гор к подножью дать 
может кровли городка. 
Горный пик, доступный снам, 
фотопленке, свалке туч. 
Склонность гор к подножью, к нам, 
суть изнанка ихних круч. 
3 
На ночь снятое плато. 
Трепыханье фитиля. 
Ты -- никто, и я -- никто: 
дыма мертвая петля. 
В туче прячась, бродит Бог, 
ноготь месяца грызя. 
Как пейзажу с места вбок, 
нам с ума сойти нельзя. 
4 
Голубой саксонский лес. 
К взгляду в зеркало и вдаль 
потерявший интерес 
глаза серого хрусталь. 
Горный воздух, чье стекло 
вздох неведомо о чем 
разбивает, как ракло, 
углекислым кирпичом. 
5 
Мы с тобой -- никто, ничто. 
Эти горы -- наших фраз 
эхо, выросшее в сто, 
двести, триста тысяч раз. 
Снизит речь до хрипоты, 
уподобить не впервой 
наши ребра и хребты 
ихней ломаной кривой. 
6 
Чем объятие плотней, 
тем пространства сзади -- гор, 
склонов, складок, простыней -- 
больше, времени в укор. 
Но и маятника шаг 
вне пространства завести 
тоже в силах, как большак, 
дальше мяса на кости. 
7 
Голубой саксонский лес. 
Мир зазубрен, ощутив, 
что материи в обрез. 
Это -- местный лейтмотив. 
Дальше -- только кислород: 
в тело вхожая кутья 
через ноздри, через рот. 
Вкус и цвет -- небытия. 
8 
Чем мы дышим -- то мы есть, 
что мы топчем -- в том нам гнить. 
Данный вид суть, в нашу честь, 
их отказ соединить. 
Это -- край земли. Конец 
геологии; предел. 
Место точно под венец 
в воздух вытолкнутых тел. 
9 
В этом смысле мы -- чета, 
в вышних слаженный союз. 
Ниже -- явно ни черта. 
Я взглянуть туда боюсь. 
Крепче в локоть мне вцепись, 
побеждая страстью власть 
тяготенья -- шанса, ввысь 
заглядевшись, вниз упасть. 
10 
Голубой саксонский лес. 
Мир, следящий зорче птиц 
-- Гулливер и Геркулес -- 
за ужимками частиц. 
Сумма двух распадов, мы 
можем дать взамен числа 
абажур без бахромы, 
стук по комнате мосла. 
11 
'Тук-тук-тук' стучит нога 
на ходу в сосновый пол. 
Горы прячут, как снега, 
в цвете собственный глагол. 
Чем хорош отвесный склон, 
что, раздевшись догола, 
все же -- неодушевлен; 
то же самое -- скала. 
12 
В этом мире страшных форм 
наше дело -- сторона. 
Мы для них -- подножный корм, 
многоточье, два зерна. 
Чья невзрачность, в свой черед, 
лучше мышцы и костей 
нас удерживает от 
двух взаимных пропастей. 
13 
Голубой саксонский лес. 
Близость зрения к лицу. 
Гладь щеки -- противовес 
клеток ихнему концу. 
Взгляд, прикованный к чертам, 
освещенным и в тени, -- 
продолженье клеток там, 
где кончаются они. 
14 
Не любви, но смысла скул, 
дуг надбровных, звука 'ах' 
добиваются -- сквозь гул 
крови собственной -- в горах. 
Против них, что я, что ты, 
оба будучи черны, 
ихним снегом на черты 
наших лиц обречены. 
15 
Нас других не будет! Ни 
здесь, ни там, где все равны. 
Оттого-то наши дни 
в этом месте сочтены. 
Чем отчетливей в упор 
профиль, пористость, анфас, 
тем естественней отбор 
напрочь времени у нас. 
16 
Голубой саксонский лес. 
Грез базальтовых родня. 
Мир без будущего, без 
-- проще -- завтрашнего дня. 
Мы с тобой никто, ничто. 
Сумма лиц, мое с твоим, 
очерк чей и через сто 
тысяч лет неповторим. 
17 
Нас других не будет! Ночь, 
струйка дыма над трубой. 
Утром нам отсюда прочь, 
вниз, с закушенной губой. 
Сумма двух распадов, с двух 
жизней сдача -- я и ты. 
Миллиарды снежных мух 
не спасут от нищеты. 
18 
Нам цена -- базарный грош! 
Козырная двойка треф! 
Я умру, и ты умрешь. 
В нас течет одна пся крев. 
Кто на этот грош, как тать, 
точит зуб из-за угла? 
Сон, разжав нас, может дать 
только решку и орла. 
19 
Голубой саксонский лес. 
Наста лунного наждак. 
Неподвижности прогресс, 
то есть -- ходиков тик-так. 
Снятой комнаты квадрат. 
Покрывало из холста. 
Геометрия утрат, 
как безумие, проста. 
20 
То не ангел пролетел, 
прошептавши: 'виноват'. 
То не бдение двух тел. 
То две лампы в тыщу ватт 
ночью, мира на краю, 
раскаляясь добела -- 
жизнь моя на жизнь твою 
насмотреться не могла. 
21 
Сохрани на черный день, 
каждой свойственный судьбе, 
этих мыслей дребедень 
обо мне и о себе. 
Вычесть временное из 
постоянного нельзя, 
как обвалом верх и низ 
перепутать не грозя. 
1984