Я в движущемся мире поездов
лежать порою сутками готов.
Однажды так и было – ночь текла
за толщею граненого стекла,
а рядом шум стоял и детский плач...
Сломав, как хворост, свой прозрачный плащ,
я лег... И получилось, что в купе
свет не горел. Не все читать тебе!
Я думал, слепо глядя в потолок,
как от себя я, прежнего, далек,
что ждет меня не город, а холмы
и комаров плаксивых тьмы и тьмы,
горячий бор и паутины сон,
иголок хвойных целый патефон,
махра и егерь, ржавые часы,
в траве ручьи зеленые чисты,
и взад-вперед на дне жуки-жучки
бегут, как золотые рычажки!..
Я думал, смутно глядя в потолок,
что я и от попутчиков далек,
они о чем-то тягостном своем –
про кубометры, краны, про заем,
про глупых тещ, про бани в Воркуте...
А я – загадка. Некто в темноте.
И я за них придумаю сейчас
про каждого – неслыханный рассказ.
В рассказе том: прощанье, свечи, ночь,
цыганская иль маршальская дочь...
Так думал я – и сладко было мне,
я в личной был, в загадочной стране...
И вдруг вагоном – из окна в окно –
пошло оно, внезапное оно.
Вдруг мощный свет поплыл вдоль полотна,
меня, как речку, выхватив до дна!
Свет полустанка, мой полночный гость,
меня, как речку, высветил насквозь!
И хоть опять пошла вагоном тьма,
порвалась сказки красная тесьма,
и вспомнил я фамилию свою,
и где я на учете состою...
и застеснявшись, и на зло себе
стал говорить я с кем-то о гульбе,
как спал под стулом, хоть пришел в кино,
про цены на солярку и вино...
1969
