Дрожа, скользит железное корыто 
в ночной воде, над вечной мерзлотой... 
Хоть мы с тобою живы, не убиты, 
здесь почему-то страшно нам с тобой. 
Днем видели кренящиеся пихты, 
а ночью зреет негасимый свет... 
Хоть мы с тобою точно не убиты, 
но и в объятиях покоя нет. 
Здесь лагеря как в землю провалились. 
Здесь нынче  тундра, да мошка, да гнус... 
'Я не вернусь сюда!..' – душа томилась, 
и каждый раз я знал, что я вернусь. 
Наверно, оттого, что пламень красный 
позвал отца наивного в ЧК, 
где вел борьбу он с контрою опасной 
на уровне соседа-мужичка. 
Жег самолично церкви и мечети, 
ходил в лаптях, но со звездой во лбу, 
рожь отнимая... богатеев этих, 
он свято верил, надобно к столбу! 
А то,что Пушкин из дворян, – случайность! 
Тукай богатым был, зато страдал! 
Отныне победила чрезвычайность – 
и на зубах, и в голосе металл... 
Так будьте прокляты, обманы века: 
и лысый демон, тот полуеврей, 
что до сих пор в стекле (вторая Мекка – 
его, как краб на горле, мавзолей!), 
и восхищенная шпана с вокзалов, 
бездельники, надевшие очки, 
насильники в наганах и кинжалах, 
усами призакрывшие клыки! 
Вы обольстили пьянкой, обманули 
Россию, запугали до кишок, 
хоть вас потом самих сразили пули, 
и вы ушли в цемент или в мешок... 
Но жаль доверчивых крестьян России, 
неграмотных зевластых работяг! 
Теперь, когда виски уже седые 
у внуков – светит Китежем ГУЛАГ. 
Не знаю, что отец пред смертью думал, 
бутылку водки пряча от врача, 
но мне как будто демон в душу дунул, 
и нечисть обступила, хохоча. 
Мол, ты-то что тоскуешь? Дело в прошлом, 
а сын не отвечает за отца... 
Но я ответить как-то все же должен, 
не знаю, как, – ответить до конца. 
Молиться за невинно убиенных, 
за тех ли, кто не ведал, что творил, 
при свете золотом небес надменных 
на Севере, где не хранят могил?.. 
1999