Ты стал таиться. О, не бойся испугать:
я твой состав теперешний не знаю,
но коль его способен напрягать –
рисуй, я объясняю,
на потных стёклах – не звезду! но крест,
или латиницей – по буквам: O L G A…
От сетки панцирной – арабский ржавый текст
здесь на матраце волглом.
На волейболе пялиться на ильм
а не бежать с мячом, - мне было лучше.
Ты вряд ли помнишь мой любимый фильм
“Под раскалённым небом” Бертолуччи.
Там женщина – не я, и всё же я,
и муж её – да нет, не ты, но всё же…
Он умер от Господнего копья,
холеры? в форте, на бедняцком ложе.
И женщина – нет, всё-таки не я,
ушла, ушла с верблюжьим караваном…
Я после светопреставления
в каком-нибудь отельчике поганом
хочу с тобой проснуться, всё равно,
в Алжире ли, в Панджшере ли, в Танжере,
в Ужуре… полосатый свет в окно,
и роза бархатистая в фужере…
Чтоб тёмный сарацинский интерьер,
зелёный ромб атласного алькова,
не синий, не бордовый… Что такого?
Сейчас шикуют в бывшем эСэСэР,
хотя бы и в Ужуре всё толково,
там, в Красноярском крае, например…
…Я осенью поставлю над тобою крест,
как надо, закреплю его в бетоне.
Прости, что над тобою не играл оркестр
“Адажио”, к примеру, Альбинони,
где музыка объята, как трава
корпускулярно-власяным туманом.
Настолько шумной стала голова,
что с нею я хожу, как с океаном,
в виски стучащим Тихим океаном…
Прости меня, что всё-таки жива,
и, как во сне, пошла за караваном.

2005