Я был в горах — 
Какая радость! 
Я был в Тарках — 
Какая гадость! 
Скажу не в смех: 
Аул Шамхала 
Похож немало 
На русский хлев. 
Большой и длинный, 
Обмазан глиной, 
Нечист внутри, 
Нечист снаружи; 
Мечети с три, 
Ручьи да лужи, 
Кладбище, ров 
Да рыбный лов, 
Духан, пять лавок, 
И, наконец, 
Всему вдобавок 
Вверху дворец 
Преавантажный 
И двухэтажный, 
Где князь Шамхал 
Сидит и судит 
Всех наповал. 
В большой папахе, 
В цветной рубахе, 
Румян и дюж, 
Счастливый муж 
По царству ходит 
И юных дев 
И в стыд и в гнев 
Нередко вводит. 
А как в Тарках 
Прелестны девы — 
Прекрасней Евы! 
Всегда в штанах 
Из красной ткани, 
Ни разу в год 
Не ходят в бани. 
Рублей пятьсот — 
И ни полслова! 
Любая мать 
Сейчас готова 
Вам дочь отдать — 
Ложитесь спать, 
И как угодно... 
Хоть навсегда! 
Но, господа, 
Не так свободно 
Торгует тот, 
Кто не сочтет 
Пето в кармане: 
Тому на хвост 
Тавлинки пост, 
Как в рамазане! 
И щеголек 
Из зал московских 
От дев тарковских 
Услышит: «йок!» 
О «йок!». С бельмесом 
Вас выдумал 
Сам дьявол с бесом 
И передал 
Потом черкесам 
Назло повесам: 
Сердись и плачь 
От неудач! 
Набрел я ночью 
На сущий клад 
Лет в пятьдесят. 
Геройской мочью, 
Зажав ей рот 
И не стыдясь, 
По старой вере 
Старушью честь 
Уже принесть 
Хотел Венере... 
Вдруг «йок!» кричит 
Моя злодейка, 
В висок летит 
Мне прямо лейка, 
С которой — срам!— 
Шла к воротам 
Прелюбодейка! 
«Тахта! Постой!» — 
Я слышу ясно, 
И, с бородой, 
Как пламень, красной, 
Передо мной 
Мужик ужасный — 
О день несчастный! 
Сначала я, 
Как воин смелый, 
Хотел шутя 
Окончить дело — 
Словцом, другим 
Отговориться, 
Но помириться 
Пришлось иным. 
«Тахта!» — спокойно 
Он бормотал 
И непристойно 
Меня вязал. 
К чему рассказы? 
Мои проказы 
Окончить мог 
Лишь кошелек 
Да бер-абазы!.. 
. . . . . . . . 
Она прийдет, 
Как было прежде, 
Ко мне одна 
В ночной одежде. 
Сперва, стыдясь, 
Сапожки скинет. 
Потом, смеясь, 
Меня обнимет! 
. . . . . . . . 
Май 1831