Настала тень осенней длинной ночи.
Крушился я, страданьем утомлен,
Искали сна мои печальны очи,
Но их давно покинул сладкий сон.
И я летал в дали, душою зримой:
Младые дни мелькали предо мной
В своей красе невозвратимой
И с мрачной их внезапною грозой.
Но сердце вдруг мечтою возвышенной
В груди моей кипит, оживлено,
С тревогой дум, надеждой примиренной,
Подумал я: несчастье... что оно?
Оно - гигант, кругом себя бросая
Повсюду страх, и ноги из свинца,
Но ярче звезд горит глава златая
И дивный блеск от светлого лица.
Подавлен тот свинцовыми ногами,
Пред грозным кто от ужаса падет,
Но, озарен, блестит его огнями,
Кто смело взор на призрак возведет.
За тяжкий крест получит он замену:
Забытый гость счастливцами земли
Душой поймет священной дружбы цену
И жар святой, таинственной любви.
Его удел - живые впечатленья,
Житейским сном уж грудь не стеснена,
В слезах своих найдет он наслажденья, -
Страдальца жизнь высокого полна.
Так пыл мечты в прозе красу вам кажет,
Быстрее путь в час бури по волнам, -
И сколько тайн прекрасных горе окажет
Тому, чей дух стремится к небесам!
В его душе звук совести яснее,
Луч правды чист и бледен страх людской:
Он думает, он чувствует сильнее, -
Не узником он прихоти мирской.
Летучий вихрь равно в полях разносит
Ковыль-траву и розовый листок,
И якоря, увы! никто не бросит
В сияющий, но бурный жизни ток.
О жизнь! теки: не страшен мрак могилы
Тому, кто здесь молился и страдал,
Кто, против бед стремя душевны силы,
Не смел роптать, любил и уповал.
1834
