Смотрю я с горы, к тому же с четвёртого этажа.
Пустыня, как в море, вливается в окоём,
Шатры бедуинов, что паруса на нём,
Небо слоится, пеной морской дрожа.
Когда-то сюда мы приезжали вдвоём.
Солнце садилось — резко очерченный белый круг
Нам предвещал жёлтой луны восход —
Солнце с луною не ведает здесь разлук.
Но нет тебя больше со мною, и вот
Душа моя делает тысячемильный крюк
В снег подмосковный, где ты на вечные веки увяз,
Посох отбросив, чтобы служил он мне
Компасной стрелкой. Исполнила я указ:
Скоро как месяц в библейской гощу стороне,
Не отводя от песков запоминающих глаз.
Гроздьями с пальмы свисают финиковые огни,
Чешет об иглы алоэ свой бок эвкалипт.
Глас, вопиющий в пустыне в текущие дни,
Очень похож на скрипучий московский лифт,
Где целовались, когда подымались одни.
Трудно мне дался на гору подъём, тем паче четвёртый этаж.
В небо пустыня идёт, и верблюжий горб
Не отличим от облака. В этот пейзаж
Будто машина в гараж въезжает сосновый гроб.
Смерть твоя — это явь. Жизнь моя — это мираж.
8 ноября 2003
