Сидишь, одета в платье ситцевое,
облокотясь о стол рукою,
а платье-то давно повыцвело,
да и лицо уже другое.
А рядом ходит в белых валенках,
по-воробьиному щебечет
такой неизмеримо маленький,
но очень нужный человечек.
То хмурит брови, то смеется,
то, обижаясь, горько плачет,
то вдруг в ладонь твою уткнется
комочком мягким и горячим.
И пусть ты буднично одета,
устала пусть, но для него
нет лучше платьица, чем это,
и лучше мамы — никого.
Бывает: спор меж нами вьюгой,
и крови жгуч к лицу прилив,
и мы стоим друг против друга,
чего-то там не поделив.
А он в углу, в игрушках, замер
и, игры все забыв, сидит
и смотрит круглыми глазами,
за нами пристально следит:
как будто замер перед боем,
как будто, сжавши кулачки,
готов тебя прикрыть собою,
готов помериться со мною,
споим силенкам вопреки.
И тотчас, словно пробуждение,
весь спор поник, весь пыл угас,
и ссора стороною где-нибудь
идет, не задевая нас.
1955
