С последней каланчи, в Сокольниках стоящей, никто не смотрит вдаль на горизонт горящий, никто не смотрит вдаль, все опускают взор. На пенсии давно усатый брандмайор. Я плачу не о том, что прошлое исчезло: ведь плакать о былом смешно и бесполезно. Я плачу не о том, что кануло во мгле, как будто нет услад и ныне на земле. Я плачу о другом - оно покуда с нами, оно у нас в душе, оно перед глазами, еще горяч и свеж его прекрасный след - его не скроет ночь и не проявит свет. О чем бы там перо, красуясь, ни скрипело - душа полна утрат, она не отскорбела. И как бы ни лились счастливые слова - душа полна потерь, хоть, кажется, жива. Ведь вот еще вчера, крылаты и бывалы, сидели мы рядком, и красные бокалы у каждого из нас - в изогнутой руке... Как будто бы пожар - в прекрасном далеке. И на пиру на том, на празднестве тягучем я, видно, был один, как рекрут, не обучен, как будто бы не мы метались в том огне, как будто тот огонь был неизвестен мне. 1988