Какой-то добрый человек,
Не чувствуя к чинам охоты,
Не зная страха, ни заботы,
Без скуки провожал свой век
С Плутархом, с лирой
И Пленирой,
Не знаю точно где, а только не у нас.
Однажды под вечер, как солнца луч погас
И мать качать дитя уже переставала,
Нечаянно к нему Фортуна в дом попала
И в двери ну стучать!
'Кто там?' - Пустынник окликает.
'Я! Я!' - 'Да кто, могу ли знать?'
- 'Я! та, которая тебе повелевает
Скорее отпереть'. - 'Пустое!' - он сказал
И замолчал.
'Отопрешь ли? - еще Фортуна закричала. -
Я ввек ни от кого отказа не слыхала;
Пусти Фортуну ты со свитою к себе,
С Богатством, Знатью и Чинами...
Теперь известна ль я тебе?'
- 'По слуху... но куда мне с вами?
Поди в другой ты дом,
А мне не поместить, ей-ей! такой содом'.
- 'Невежа! да пусти меня хоть с половиной,
Хоть с третью, слышишь ли?.. Ах! сжалься над судьбиной
Великолепия... оно уж чуть дышит,
Над гордой Знатностью, которая дрожит
И, стоя у порога, мерзнет;
Тронись хоть Славою, мой миленький дружок!
Еще минута, все исчезнет!..
Упрямый, дай хотя Желанью уголок!'
- 'Да отвяжися ты, лихая пустомеля! -
Пустынник ей сказал. - Ну, право, не могу.
Смотри: одна и есть постеля,
И ту я для себя с Пленирой берегу'.

1792