Орел на крыше мира, словно кошка,
Взъерошен ветром, дующим с Кавказа.
Титан казнимый смотрит в оба глаза
на Зевса зверского. Так выглядит обложка
бессонницы. И соки пересказа
клубит луны серебряная ложка.

У Зевса от страстей отвисли груди,
напряжена свирепая брюшина,-
туда, где любят скапливаться люди,
он извергает громы, как машина.
Титан за печень держится. Вершина
Кавказа ходит с ним по амплитуде.

Орел, приплод Ехидны и Тифона
и брат Химеры с козьей головою,
заводится, как ящик патефона,
и печенью питается живою.
Титан об этом думает: 'Освою
дыханье крупное, чтоб избежать урона'.

Плоды лимона в погребе долины
сплотили свет вокруг овчарни спящей.
Пастух, изделье из воды и глины,
пастушке в кружку льет отвар кипящий.
Орел титана жрет, как настоящий,
и брызжет в мощный пах слюной орлиной.

Титан не видит ни орла, ни плена,
он видит, как спускается со склона
Кентавр, смертельно раненный в колено.
О дьявол! В благородного Хирона
стрела врубилась, как топор в полено,
он почернел от боли, как ворона,

и пена пышным облачным обводом
усугубляет существа продольность.

Он просит смерти,
будь проклят рок,
Такая мука в нем
Титан колотит по
небесным сводам,-
но бессмертен родом -
бессмертья подневольность
такая больность!..

Выходит Зевс:-Чего тебе, ворюга?-
Титан диктует: - Сокруши порядок
и смерть мою перепиши на друга,
чтоб светел был отход его и сладок:

Кентавру пусть - нежнейшая из грядок,
а мне - ею бессмертья центрифуга,-

ты понял? - Зевс кивнул ему невольно
и удалился ублажать титана.
Кентавру больше не было так больно,
его зарыл Геракл в тени платана.
Орел терзал титана неустанно,
въедаясь в печень. Но как раз об этом
известно всем и сказано довольно.