1 
У хладных невских берегов, 
В туманном Петрограде, 
Жил некто господин Долгов 
С женой и дочкой Надей. 
Простой и добрый семьянин, 
Чиновник непродажный, 
Он нажил только дом один - 
Но дом пятиэтажный. 
Учась на медные гроши, 
Не ведал по-французски, 
Был добр по слабости души, 
Но как-то не по-русски: 
Есть русских множество семей, 
Они как будто добры, 
Но им у крепостных людей 
Считать не стыдно ребры. 
Не отличался наш Долгов 
Такой рукою бойкой 
И только колотить тузов 
Любил козырной двойкой. 
Зато господь его взыскал 
Своею благодатью: 
Он город за женою взял 
И породнился с знатью. 
Итак, жена его была 
Наклонна к этикету 
И дом как следует вела,- 
Под стать большому свету: 
Сама не сходит на базар 
И в кухню ни ногою; 
У дома их стоял швейцар 
С огромной булавою; 
Лакеи чинною толпой 
Теснилися в прихожей, 
И между ними ни одной 
Кривой и пьяной рожи. 
Всегда серв**и**рован обед 
И чай весьма прилично, 
В парадных комнатах паркет 
Так вылощен отлично. 
Они давали вечера 
И даже в год два бала: 
Играли старцы до утра, 
А молодежь плясала; 
Гремела музыка всю ночь, 
По требованью глядя. 
Царицей тут была их дочь - 
Красивенькая Надя. 
2 
Ни преждевременным умом, 
Ни красотой нимало 
В невинном возрасте своем 
Она не поражала. 
Была ленивой в десять лет 
И милою резвушкой: 
Цветущ и ясен, божий свет 
Казался ей игрушкой. 
В семнадцать - сверстниц и сестриц 
Всех красотой затмила, 
Но наших чопорных девиц 
Собой не повторила: 
В глазах природный ум играл, 
Румянец в коже смуглой, 
Она любила шумный бал 
И не была там куклой. 
В веселом обществе гостей 
Жеманно не молчала 
И строгой маменьки своей 
Глазами не искала. 
Любила музыку она 
Не потому, что в моде; 
Не исключительно луна 
Ей нравилась в природе. 
Читать любила иногда 
И с книгой не скучала, 
Напротив, и гостей тогда 
И танцы забывала; 
Но также синего чулка 
В ней не было приметы: 
Не трактовала свысока 
Ученые предметы, 
Разбору строгому еще 
Не предавала чувство 
И не трещала горячо 
О святости искусства. 
Ну, словом, глядя на нее, 
Поэт сказал бы с жаром: 
'Цвети, цвети, дитя мое! 
Ты создана недаром!..' 
Уж ей врала про женихов 
Услужливая няня. 
Немало ей писал стихов 
Кузен какой-то Ваня. 
Мамаша повторяла ей: 
'Уж ты давно невеста'. 
Но в сердце береглось у ней 
Незанятое место. 
Девичий сон еще был тих 
И крепок благотворно. 
А между тем давно жених 
К ней сватался упорно... 
3 
То был гвардейский офицер, 
Воитель черноокий. 
Блистал он светскостью манер 
И лоб имел высокий; 
Был очень тонкого ума, 
Воспитан превосходно, 
Читал Фудраса и Дюма 
И мыслил благородно; 
Хоть книги редко покупал, 
Но чтил литературу 
И даже анекдоты знал 
Про русскую цензуру. 
В Шекспире признавал талант 
За личность Дездемоны 
И строго осуждал Жорж Санд, 
Что носит панталоны. 
Был от Рубини без ума, 
Пел басом 'Caro mio' 
И к другу при конце письма 
Приписывал: 'addio'. 
Его любимый идеал 
Был Александр Марлинский, 
Но он всему предпочитал 
Театр Александринский. 
Здесь пищи он искал уму, 
Отхлопывал ладони, 
И были по сердцу ему 
И Кукольник и Кони. 
Когда главою помавал, 
Как некий древний магик, 
И диким зверем завывал 
Широкоплечий трагик 
И вдруг влетала, как зефир, 
Воздушная Сюзета - 
Тогда он забывал весь мир, 
Вникая в смысл куплета. 
Следил за нею чуть дыша, 
Не отрывая взора, 
Казалось, вылетит душа 
С его возгл**а**сом: фора! 
В нем бурно поднимала кровь 
Все силы молодые. 
Счастливый юноша! любовь 
Он познавал впервые! 
Отрада юношеских лет, 
Подруга идеалам, 
О сцена, сцена! не поэт, 
Кто не был театралом, 
Кто не сдавался в милый плен, 
Не рвался за кулисы 
И не платил громадных цен 
За кресла в бенефисы, 
Кто по часам не поджидал 
Зеленую карету 
И водевилей не писал 
На бенефис 'предмету'! 
Блажен, кто успокоил кровь 
Обычной чередою: 
Успехом увенчал любовь 
И завелся семьею; 
Но тот, кому не удались 
Исканья,- не в накладе: 
Прелестны грации кулис - 
Покуда на эстраде, 
Там вся поэзия души, 
Там места нет для прозы. 
А дома сплетни, барыши, 
Упреки, зависть, слезы. 
Так отдает внаймы другим 
Свой дом владелец жадный, 
А сам, нечист и нелюдим, 
Живет в конуре смрадной. 
Но ты, к кому души моей 
Летят воспоминанья,- 
Я бескорыстней и светлей 
Не видывал созданья! 
Блестящ и краток был твой путь... 
Но я на эту тему 
Вам напишу когда-нибудь 
Особую поэму... 
В младые годы наш герой 
К театру был прикован, 
Но ныне он отцвел душой - 
Устал, разочарован! 
Когда при тысяче огней 
В великолепной зале, 
Кумир девиц, гроза мужей, 
Он танцевал на бале, 
Когда являлся в маскарад 
Во всей парадной форме, 
Когда садился в первый ряд 
И дико хлопал 'Норме', 
Когда по Невскому скакал 
С усмешкой губ румяных 
И кучер бешено кричал 
На пару шведок рьяных - 
Никто б, конечно, не узнал 
В нем нового Манфреда... 
Но, ах! он жизнию скучал - 
Пока лишь до обеда. 
Являл он Байрона черты 
В характере усталом: 
Не верил в книги и мечты, 
Не увлекался балом. 
Он знал: фортуны колесо 
Пленяет только младость; 
Он в ресторации Дюсо 
Давно утратил радость! 
Не верил истине в друзьях, 
Им верят лишь невежды,- 
С кием и с картами в руках 
Познал тщету надежды! 
Он буйно молодость убил, 
Взяв образец в Ловласе, 
И рано сердце остудил 
У Кессених в танцклассе! 
Расстроил тысячу крестьян, 
Чтоб как-нибудь забыться... 
Пуста душа и пуст карман - 
Пора, пора жениться! 
4 
Недолго в деве молодой 
Таилося раздумье... 
'Прекрасной партией такой 
Пренебрегать - безумье',- 
Сказала плачущая мать, 
Дочь по головке гладя, 
И не могла ей отказать 
Растроганная Надя. 
Их сговорили чередой 
И обвенчали вскоре. 
Как думаешь, читатель мой, 
На радость или горе?.. 
1852 
