Посреди огромной залы,
Где скользит вечерний свет,
Грамотеи-радикалы
Собралися на совет.
Бродит мысль по лицам важным,
Хмуры брови, строгий вид, -
И лежал пред мужем каждым
Букв российских алфавит.
Час настал, звонок раздался,
И суровый, как закон,
Перед обществом поднялся
Председатель Паульсон.
Двери настежь, и квартальный
Вводит связанную рать -
Букв российских ряд печальный
Счетом ровно тридцать пять.
Для позора, для допросов
Привели на стыд и срам
Буквы те, что Ломоносов
Завещал когда-то нам.
Не скрывайте ж тайных мук вы,
Не сжимайте бледных губ;
Не одной прекрасной буквы
Мы увидим хладный труп.
Первый враг ваш есть Кадинский.
Он, о ужас! (смех и крик)
Думал шрифт ввести латинский
В благородный наш язык;
И, отвергнутый советом,
Чуть не пролил горьких слез...
Но постойте: в зале этом
Начинается допрос.
'Буква Ять_! -'
И мерным шагом,
Глаз не смея вверх поднять,
Перед всем ареопагом
Появилась буква ять_.
Как преступница, поникла
И, предвидя свой позор,
От новейшего Перикла
Слышит смертный приговор:
'Буква жалкая! Бродягой
Ты явилась в наш язык,
Сам подьячий за бумагой
Проклинать тебя привык,
За тебя лишь называли
Нас безграмотными всех;
Там, где люди ять писали,
поставить было грех.
Даже избранную братью
Педагогов (крики: вон!)
Допекали буквой ятью
С незапамятных времен.
Так в тебе гермафродита
Мы признали, - и теперь
Выдти вон из алфавита
Приглашаем в эту дверь!'
Ниц склонясь, как хилый колос,
_Ять
уходит.
'На места!'
Раздается новый голос:
'Шаг вперед, мадам Фита_!
Так как с русским человеком
Кровной связи нет у вас,
То ступайте к вашим грекам...'
Но Фита вдруг уперлась:
'Мир ко мне неблагодарен!'
Дама рвется, вся в поту:
'Даже сам Фаддей Булгарин
Век писался чрез фиту_.
Вашу верную служанку
Не гоните ж...' (резкий звон).
И несчастную гречанку
На руках выносят вон.
Та же участь ожидала
Букву Э и Ер и Ерь_:
Стража вывела из зала
Их в распахнутую дверь.
Потеряв красу и силу,
Всем им в гроб пришлося лечь,
И теперь на их могилу
Ходит тайно плакать Греч.

1862