Не блещут златом потолоки,
Индейской костью домик мой,
Подпоры мраморны высоки
Не тяготят столбы с резьбой.
Не быв наследником Аттала,
Не обитаю я дворцов
И тканей в дар, что Спарта ткала,
Не получаю от льстецов.
Но и богач не презирает
Меня за ум, за лирный звон.
Мой знатен друг, всем обладает,
Но что просить? Что даст мне он?
Я чту себя тогда блаженным,
Как буду сыт сухим плодом.
Стремится день за днем свершенным
И месяц новый по другом.
Забыв час близкой погребенья,
Пожалуй мрамор обсекай,
И всюду чудные строенья,
Не помня смерти, возвышай,
И делай насыпи высоки,
Чтоб брег морской распространить,
Коль блага те еще не многи,
Он кои мог в себе вместить.
Что пользы в том, что отнимаешь
Поля соседние других
И за пределы забегаешь
Самих приверженцев твоих?
С земли отцовской, из домов
Ты можешь бедного изгнать,
Заставить, взяв с собой богов,
Жену, отца, детей, - бежать.
Но что по смерти богачам
В жилище вечно остается?
Обитель, данная теням, -
Что ж так надменный дух несется?
Земля всем недро отверзает,
И бедный так же в ней лежит,
И царь равно опочивает.
Харона злато не прельстит.
Им не пленяся, Прометея
На свет он сей не возвратил,
Из ада Тантала-злодея
И род его не свободил.
Смерть слышит бедного стенанья
Под игом тягостных работ,
Не дожидаясь призыванья,
Его освободить идет.
1799
