Мой сын подобрал собачку у хлебной лавки.
Она тряслась на снегу, поджимая лапки.
Он ходил за хлебом, а вернулся с собачкой.
Мы не сочли его находку удачной.
Но вот она отоспалась у нас, и отъелась,
и черную спинку выгнула, и залоснилась,
и сразу ей очень многого захотелось
из недоступного раньше, что только снилось.
Ей захотелось нежиться в моей постели,
свежие кучки раскладывать по глади паркета,
что она и проделывала на деле
до самого вечера, начиная с рассвета.
У нас был пудель, старый и деликатный,
интеллигентный, чуждый этих пристрастий
и победитель конкурсов неоднократный,
четко означенный в нашем семейном пространстве.
Он пребывал всегда от нее в отдаленье,
видно, желания сблизиться с ней не имея,
и эти кучки разглядывал с удивленьем,
не возмущаясь, конечно, а сожалея.
Пудель благоговел перед выданной пищей —
эта же, по природе своей по низшей,
мгновенно разделавшись с доброй порцией корма,
причитала, что ей недодана законная норма.
Вспомни, собачка, кем ты была и кем стала.
Да неужели, собачка, этого мало?
Ее обучать чему-нибудь было напрасно,
выгнать в стужу заново — неблагородно,
зато общение с ней становилось опасно,
даже невыносимо (как вам будет угодно).
Она с женой разговаривала подбоченясь,
в мою тарелку заглядывала за обедом,
и слышно было, как лязгает ее челюсть,
когда мы за стол сходились... Но дело не в этом.
Эта девица еще неведомой масти
стремительно распространялась по всей квартире,
явно уже не нуждаясь в нашем участье,
а наши друзья посещенья свои прекратили.
Потому что она начинала биться в припадке,
и зубки ее погружались в брюки и в пятки,
а когда они отступали, пятились задом,
она покрывала их вслед трехэтажным матом.
Вспомни, собачка, кем ты была и кем стала.
Или тебе, собачка, и этого мало?
Меня всё чаще и чаще спасала рыбалка.
Жена запиралась на кухне — ее было жалко.
Сын теперь поднимался с постели рано
и бросался к раскрытому фортепиано:
собачка не выносила этого звука,
предпочитая звуки своего круга.
Вот так она разрасталась, она разрасталась,
становилась всё выше, толще, обретала бессмертье.
Собачка, что с нами было и что с нами сталось?
И чем завершатся теперь превращения эти?
И неизвестно, чем кончится это дело,
словно часы нашей жизни остановились...
Ты, собачка, добилась всего, чего ты хотела,
мы тоже, собачка, добились, к чему стремились.
Я не о миске и шерсти на наших лапах,
не о полдневной пляске и нашем полночном вое...
Ведь что с нас взять, с таких счастливых и слабых,
забывающих, собачка, свое былое?
Но покуда еще не познаны тайны природы,
нам не о чем, собачка, сказать друг другу.
И все народы одною со мной породы
лобызают твою тяжелую и шершавую руку.
1 марта 1986
