Мы едем на дачу к Володе, как будто мы в кровном родстве. Та дача в Абрамцеве вроде, зарыта в опавшей листве. Глядят имена музыкантов с табличек на каждом углу, и мы, словно хор дилетантов, удачам возносим хвалу. Под будничными облаками сидим на осеннем пиру, и грусть, что соседствует с нами, все чаще теперь ко двору. Минувшего голос несносный врывается, горек, как яд... Зачем же мы, братья и сестры, съезжаемся в тот листопад? Зачем из машин мы выходим? Зачем за столом мы сидим? И счетов как будто не сводим — светло друг на друга глядим. Мы — дачники, мы — простофили, очкарики и фраера... В каких нас давильнях давили — да, видно, настала пора. Свинцом небеса налитые, и пробил раскаянья час, и все мы почти что святые, но некому плакать о нас. На даче сидим у Володи, поближе к природе самой, еще и не старые вроде, а помнится... Боже ты мой! 1969