Когда угрюм он и с собою сам не сладит,
К нему подходит, неожиданная, сзади,
Стараясь не вникать в невыносимый вздор,
И пальцами виски растрепанные гладит,
И только в силах он ответить: 'Бога ради!'
Но в грозном прищуре светлеет мутный взор.
И вижу я, как раздвигаются морщины,
И остается только след их паутинный
На тонкой коже возле губ его и глаз.
О, сколько надо знать, чтобы душа поэта
Могла оттаять от безумия и бреда
И вновь зажечься, и продолжить свой рассказ.
1961
