Он * отвечал мне на грубом английском языке, который в устах мореходцев
ещё грубее становится, и божественные стихи любовника Элеоноры без ответа
исчезли в воздухе:
* Капитан, которому Батюшков на корабле прочитал по-итальянски отрывок
из XXIV-й строфы XV-й песни 'Освобождённого Иерусалима' Тассо. - Ред.
Быть может, их Фетида
Услышала на дне,
И, лотосом венчанны,
Станицы нереид
В серебряных пещерах
Склонили жадный слух
И сладостно вздохнули,
На урны преклонясь
Лилейною рукою;
Их перси взволновались
Под тонкой пеленой...
И море заструилось,
И волны поднялись!..
... Итак, мой милый друг, я снова на берегах Швеции,
В земле туманов и дождей,
Где древле скандинавы
Любили честь, простые нравы,
Вино, войну и звук мечей.
От сих пещер и скал высоких,
Смеясь волнам морей глубоких,
Они на бренных челноках
Несли врагам и казнь и страх.
Здесь жертвы страшные свершалися Одену,
Здесь кровью пленников багрились алтари...
Но в нравах я нашел большую перемену:
Теперь полночные цари
Курят табак и гложут сухари,
Газету готскую читают
И, сидя под окном с супругами, зевают.
Эта земля не пленительна. Сладости Капуи иль Парижа здесь не известны.
В ней нет ничего приятного, кроме живописных гор и воспоминаний.