Деревня спит. Лишь кошки под луною
Живут какой-то жизнью потайною,
Они черны иль черноваты —
Все.
Их дерзкие свидания чреваты
Последствиями. Кошки на шоссе.
Показан мне
Вечерний моцион,
И он
Меня ведёт к кладбищенской стене,
По ней, я вижу, стелются коты,
Танцующие ритуальный танец,
Сиренью тянет, ирисами тянет,
На чёрном прорисованы кресты.
Я так скажу:
Давно ли в страхе
Я вздрагивал при виде мертвеца?
Но гроб за гробом на плечо ложился,
И робости мой дух лишился,
Я более не отвращал лица.
Когда — так медленно — покой входил в отца
Он и в меня входил, лишь мерою иною,
Лишь истиной, что очередь за мною,
И я не отвратил лица.
Сиренью тянет. Ирисами тоже.
Их много у кладбищенской стены.
На ней видны
Внезапные перемещенья кошек.
Я так скажу теперь:
Теряем и теряем год от года,
Но новая свобода
Приходит к нам взамен потерь,
И с нею — новая забота.
Она годов отнюдь не удлинит,
А впрочем, что за радость — век прокиснуть,
Не так уж страшно этот свет покинуть,
Таким покинуть —
Вот что леденит.
Сиренью тянет, ирисами тянет,
А человека тянет в дом, к огню,
А в доме ни души.
Так медленно чиню
Свои карандаши...
1965
