_(И. А. Б....ому)

Мы еще молоды, Лидий! вкруг шеи кудри виются;
Рдеют, как яблоко, щеки, и свежие губы алеют
В быстрые дни молодых поцелуев. Но скоро ль,
не скоро ль,
Все ж мы, пастух, состар**е**емся; все ж подурнеем,
а Дафна,
Эта шалунья, насмешница, вдруг подрастет и, как
роза,
Вешним утром расцветшая, нас ослепит красотою.
Поздно тогда к ней ласкаться, поздно и тщетно.
Вертушка
Вряд поцелует седых - и, локтем подругу толкая,
Скажет с насмешкою: 'Взглянь, вот бабушкин милый
любовник!
Как же щеки румяны, как густы волнистые кудри!
Голос его соловьиный, а взор его прямо орлиный!'
- Смейся,- мы скажем ей,- смейся! И мы
насмехались, бывало!
Здесь проходчиво все - одна непроходчива дружба!

'Здравствуй, здравствуй, Филинт! Давно мы с тобой
не видались!
Век не забуду я дня, который тебя возвратил мне,
Мой добродетельный старец! Милый друг, твои кудри
Старость не скупо осыпала снегом! Приди же к Цефизу;
Здесь отдохни под прохладою теней: тебя ожидают
Сочный в саду виноград и плодами румяная груша!'

Так Цефиз говорил с младенчества милому другу,
Старца обнял, затвор отшатнул и ввел его в садик.
C груши одной Филинт плоды вкушал и хвалил их,
И Цефиз ему весело молвил: 'Приятель, отныне
Дерево это твое; а я от холодной метели
Буду прилежно его укутывать теплой соломой:
Пусть оно для тебя и цветет и плодом богатеет!'
Но - не Филинту оно и цвело, и плодом богатело:
В ту же осень он умер. Цефиз молил жизнедавца
Так же мирно уснуть, хоть и бедным, но добрым. Под
грушей
Старца он схоронил и холм увенчал кипарисом.

Часто слыхал он, когда простирала луна от деревьев
Влажные, долгие тени, священное листьев шептанье;
Часто из гроба таинственный глас исходил - казалось,
Был благодарности глас он. И небо давало Цефизу
Много с тех пор и груш благовонных, и гроздий
прозрачных.

Между 1814 и 1817