Замри, народ! Любуйся, тих!
                        Плети венки из лилий.
                        Греми о Вандервельде стих,
                        о доблестном Эмиле!

                        С Эмилем сим сравнимся мы ль:
                        он чист, он благороден.
                        Душою любящей Эмиль
                        голубки белой вроде.

                        Не любит страсть Эмиль Чеку,
                     10 Эмиль Христова нрава:
                        ударь щеку Эмильчику -
                        он повернется справа.

                        Но к страждущим Эмиль премил,
                        в любви к несчастным тая,
                        за всех бороться рад Эмиль,
                        язык не покладая.

                        Читал Эмиль газету раз.
                        Вдруг вздрогнул, кофий вылья,
                        и слезы брызнули из глаз
                     20 предоброго Эмиля.

                        "Что это? Сказка? Или быль?
                        Не сказка!.. Вот!.. В газете... -
                        Сквозь слезы шепчет вслух Эмиль: -
                        Ведь у эсеров дети...

                        Судить?! За пулю Ильичу?!
                        За что? Двух-трех убили?
                        Не допущу! Бегу! Лечу!"
                        Надел штаны Эмилий.

                        Эмилий взял портфель и трость.
                     30 Бежит. От спешки в мыле.
                        По миле миль несется гость.
                        И думает Эмилий:

                        "Уж погоди, Чека-змея!
                        Раздокажу я! Или
                        не адвокат я? Я не я!
                        сапог, а не Эмилий".

                        Москва. Вокзал. Народу сонм.
                        Набит, что в бочке сельди.
                        И, выгнув груди колесом,
                     40 выходит Вандервельде.

                        Эмиль разинул сладкий рот,
                        тряхнул кудрей Эмилий.
                        Застыл народ. И вдруг... И вот...
                        Мильоном кошек взвыли.

                        Грознее и грознее вой.
                        Господь, храни Эмиля!
                        А вдруг букетом-крапивой
                        кой-что Эмилю взмылят?

                        Но друг один нашелся вдруг.
                     50 Дорогу шпорой пыля,
                        за ручку взял Эмиля друг
                        и ткнул в авто Эмиля.

                        - Свою иекончепную речь
                        слезой, Эмилий, вылей! -
                        И, нежно другу ткнувшись в френч,
                        истек слезой Эмилий.

                        А друг за лаской ласку льет:
                        - Не плачь, Эмилий милый!
                        Не плачь! До свадьбы заживет! -
                     60 И в ласках стих Эмилий.

                        Смахнувши слезку со щеки,
                        обнять дружище рад он.
                        "Кто ты, о друг?" - Кто я? Чекист
                        особого отряда. -

                        "Да это я?! Да это вы ль?!
                        Ох! Сердце... Сердце рапа!"
                        Чекист в ответ: - Прости, Эмиль.
                        Приставлены... Охрана... -

                        Эмиль белей, чем белый лист,
                     70 осмыслить факты тужась.
                        "Один лишь друг и тот - чекист!
                        Позор! Проклятье! Ужас!"

                                   -----

                        Морали в сей поэме нет.
                        Эмилий милый, вы вот,
                        должно быть, тож на сей предмет
                        успели сделать вывод?!

                        [1922]