Ах, эстрада, зачем же
ты поэта тянула наверх?
Точно камушки в речке,
блестели глаза в темном зале...
А он рвался, кричал
про двадцатый, собственный век,
руки за спину пряча,
хотя вовсе их не вязали.
Он забыл:
лишь негромкий голос
может звезд отдаленных достичь.
(И об этом есть даже
в междугородной инструкции...)
Он миры сокрушал
перед публикой в восемь тысяч!
А потом были просто –
автобусы институтские.
Что же вспомнится позже?
Тьма, жара, записок клочки.
Пот на лбу
и острить полуцарственные навыки.
И –
крест-накрест белые
прожекторные лучи,
как работающие шкивы
мукомольной фабрики!..
1975
