Тбилиси утром голову подымет и сладкий сон пугнет от карих глаз, и жители запляшут в раннем дыме и вскрикнут, торопясь: "Который час?!.." И чайных ложек целые оркестры ударят разом, тишину круша... Все - музыканты. Он один - маэстро. Ему не полагается - спеша. Пускай они спешат. Пускай надежды хватают, как одежды, не дошив... Он будет азиатом, как и прежде... Спешат невежды. Он - нетороплив. Он дверь прикроет, хлопнет по карманам, туманом увлажнит свои глаза, к престранным тяготеющий романам, он будет зорок, вдоль домов скользя. Пока они хлопочут, как придется, он будет их считать по одному, чтоб здания, что разбрелись, как овцы, согнать скорее к стаду своему. И долго, как над нардами сутулясь, он будет сам, пока ему с руки, распутывать хитросплетенья улиц и душных переулков узелки. И вот тогда (сто раз увидев это) о, может быть, и сам я стану вновь сентиментален, как его рассветы, и откровенен, как его любовь. 1965