Всегда ты на людях,
Как слон в зверинце,
Как муха в стакане,
Как гусь на блюде...
Они появляются из провинций,
Способные молодые люди.
'У вас одна комната?
- Ах, как мало!
Погодка стоит -
Не придумать плоше!'
Ты хмуришься
И отвечаешь вяло:
'Снимайте, снимайте свои калоши!'
Ты грустно оглядываешь знакомых
И думаешь:
'Ну, добивайте сразу!'
Куда там!
Они извлекают томы
Любовных стихов,
Бытовых рассказов.
'Быть может, укажете недостаток?
Родной!
Уделите одну минуту!
Вы заняты?
Я буду очень краток:
В поэмке -
Всего восемнадцать футов!'
Мелькают листы.
Вдохновенье бурно.
Чтецы невменяемы,-
Бей их, режь ли...
Ты слушаешь.
Ты говоришь:
'Недурно!' -
И - лжешь,
Ибо ты от природы вежлив.
На ходиках без десяти двенадцать.
Ты громко подтягиваешь бечевку,
Но гости твои говорят:
'Признаться,
У вас так уютно!
Мы к вам с ночевкой'.
Ты громко вздыхаешь:
'Ложитесь с миром!'
И думаешь
День ото дня плачевней:
Во что превратилась твоя квартира?
В ночлежку?
В родильный приют?
В харчевню?
А ночью под сердцем
Тихонько плачет
Утопленный в пресной дневной водице
Твой стих,
Что был вовсе неплохо начат,
Но помер в тебе,
Не успев родиться.
И, стиснувши, как рукоять кинжала,
Мундштук безобиднейший,
В нервной дрожи
Ты думаешь:
'Муза уже сбежала.
Жена собирается сделать то же...'
А утром,
Когда постучит знакомый,
Ты снова в себе не найдешь сноровки
Ему на докучный вопрос:
'Вы дома?' -
Раздельно ответить:
'В командировке'.
1937
