Послушай! Нельзя же такой безнадежно
суровой,
Неласковой!
Я под этим взглядом, как рабочий на стройке
новой,
Которому: протаскивай!
А мне не протащить печаль сквозь зрачок.
Счастье, как мальчик
С пальчик,
С вершок.
Милая! Ведь навзрыд истомилась ты:
Ну, так оторви
Лоскуток милости
От шуршащего платья любви!
Ведь даже городовой
Приласкал кошку, к его сапогам пахучим
Притулившуюся от вьюги ночной.
А мы зрачки свои дразним и мучим.
Где-то масленица широкой волной
Затопила засохший пост
И кометный хвост
Сметает метлой
С небесного стола крошки скудных звезд.
Хоть один поцелуй. Исподтишечной украдкой,
Как внезапится солнце сквозь серенький день.
Пойми:
За спокойным лицом, непрозрачной облаткой,
Горький хинин тоски!
Я жду, когда рот поцелуем завишнится
И из него косточкой поцелуя выскочит стон,
А рассветного неба пятишница
Уже радужно значит сто.
Неужели же вечно радости объедки?
Навсегда ль это всюдное 'бы'?
И на улицах Москвы, как в огромной рулетке,
Мое сердце лишь шарик в руках искусных
судьбы.
И ждать, пока крупье, одетый в черное
и серебро,
Как лакей иль как смерть, все равно быть
может,
На кладбищенское зеро
Этот красненький шарик положит!

Октябрь 1915