Ты родина ль великого Адама,
Не прежняя, другая, злая Польша?
Он не поверил бы. «Нет, бред Бэдлама, —
Сказал бы он, — лжи не придумать больше!»
Он был певцом, пророком, пилигримом.
В его мечтах Польша была Мессией…
И вот она, гонимая, к гонимым
Безжалостна! И делит стыд с Россией.
Адам, Адам! Ты, спящий там в Вавеле,
Венчающем прекрасный древний Краков,
Когда б проснулся ты, о, неужели
Спокойно б ты смотрел на грех поляков?
Нет, бросился бы ты под колесницу,
Которая чужих, но слабых давит.
Или простер, как властелин, десницу,
Чтоб удержать коней и тех, кто правит!
О, мой народ! Опять година скорби.
Прибавишь к старым ранам снова раны.
Но не погибнешь ты: ведь в бедной торбе
Странника-торгаша есть талисманы.
Те талисманы — вера, сила духа.
Они — ковчег твой среди злой стихии.
И явственен для внутреннего слуха
Призывный рог незримого Мессии.