Мой город, мрачный, как власяница,
Лежал на скудном краю пустыни,
И ни одно дерево, ни одна птица
Не осеняли его твердыни.
И когда на закатах в горящую даль мы
Полуослепший вперяли взор -
За горизонтом качались пальмы
И серебряный блеск озёр.

И тогда бунт пронёсся в толпах.
Правитель пал. Озверев, мы
Ринулись, как стада, с топотом,
По камням пустынь, из тюрьмы.
Я был ребёнком. Влачим матерью,
Видел: меркли миражи пальм
И ровною, как стена, скатертью
Раскалённая легла даль.

Мать, умирая, ломала руки.
Люд дичал от бед и обид.
Вождь уверял, что увидят внуки
Страну блаженных - и был убит.
И возмужал я. В ночном небе
Видит сердце, как звездочёт,
Бунт ... и ... жребий,
Пути народов и времени счёт.

И по ночам, когда, обессилев,
Уйдёт люд изнывать в шатры,
Мне в небесах голубой светильник
Горит, ярчайший, сквозь все миры.
Он горит, чтоб на смертной тризне
Вознесли мы сердца горе,
Мы, обманутые снами жизни,
Заблудившиеся в их игре.

1932