КОРОЛЕВА МАТЕРИКА

(Лагерная баллада, написанная в бреду)

Когда затихает к утру пурга,
И тайга сопит, как сурок,
И еще до подъема часа полтора,
А это немалый срок.
И спят зэка, как в последний раз –
Натянул бушлат – и пока,
И вохровцы спят, как в последний раз –
Научились спать у зэка.
И начальнички спят, брови спят,
И лысины, и усы,
И спят сапоги, и собаки спят,
Уткнувши лапы в носы.
И тачки спят, и лопаты спят,
И сосны пятятся в тень,
И еще не пора, не пора, не пора
Начинать им доблестный день.
И один лишь «попка» на вышке торчит,
Но ему не до спящих масс,
Он занят любовью – по младости лет
Свистит и дрочит на Марс.
И вот в этот-то час, как глухая дрожь,
Проплывает во мгле тоска,
И тогда просыпается Белая Вошь,
Повелительница зэка,
А мы ее звали все –
Королева Материка!
Откуда всевластье ее взялось,
Пойди, расспроси иных,
Но пришла она первой в эти края,
И последней оставит их…
Когда сложат из тачек и нар костер,
И волчий забыв раздор,
Станут рядом вохровцы и зэка,
И написают в тот костер.
Сперва за себя, а потом за тех,
Кто пьет теперь Божий морс,
Кого шлепнули влет, кто ушел под лед,
Кто в дохлую землю вмерз,
Кого Колыма от аза до аза
Вгоняла в горячий пот.
О, как они ссали б, закрыв глаза,
Как горлица воду пьет!
А потом пропоет неслышно труба,
И расступится рвань и голь,
И Ее Величество Белая Вошь
Подойдет и войдет в огонь,
И взметнутся в небо тысячи искр,
Но не просто, не как-нибудь –
Навсегда крестом над Млечным Путем
Протянется Вшивый Путь!

Говорят, что когда-то, в тридцать седьмом,
В том самом лихом году,
Когда покойников в штабеля
Укладывали на льду,
Когда покрякивала тайга
От доблестного труда,
В тот год к Королеве пришла любовь,
Однажды и навсегда.
Он сам напросился служить в конвой,
Он сам пожелал в Дальлаг,
И ему с Королевой крутить любовь,
Ну, просто нельзя никак,

Он в нагрудном мешочке носил чеснок,
И деньги, и партбилет,
А она – Королева, а ей плевать –
Хочет он, или нет!
И когда его ночью столкнули в клеть,
Зачлись подлецу дела,
Она до утра на рыжем снегу
Слезы над ним лила,
А утром пришли, чтоб его зарыть,
Смотрят, а тела нет,
И куда он исчез – не узнал никто,
И это – Ее секрет!
А еще, говорят, что какой-то хмырь,
Начальничек из Москвы,
Решил объявить Королеве войну,
Пошел, так сказать, «на вы».
Он гонял на прожарку и в зоне и за,
Он вопил и орал: «Даешь!»
А был бы начальничек чуть поумней,
Он пошел бы с ней на дележ, –
Чтобы пайку им пополам рубить,
И в трубу пополам трубить,
Но начальник умным не может быть,
Потому что – не может быть.
Он надменно верил, что он не он,
А еще миллион и он,
И каждое слово его – миллион,
И каждый шаг миллион.
Но когда ты один, и ночь за окном
От черной пурги хмельна,
Тогда ты один, и тогда беги!
Ибо дело твое – хана!
Тогда тебя не спасет миллион,
Не отобьет конвой!
И всю ночь, говорят над зоною плыл
Тоскливый и страшный вой…
Его нашли в одном сапоге,
От страха – рот до ушей,
И на вздувшейся шее тугой петлей
Удавка из белых вшей…
И никто с тех пор не вопит «Даешь!»
И смеется исподтишка Ее Величество Белая Вошь,
Повелительница зэка.
Вот тогда-то Ее и прозвали все – Королева Материка.

Когда-нибудь все, кто придет назад,
И кто не придет назад,
Мы в честь Ее устроим парад,
И это будет парад!
По всей Вселенной (валяй, круши!)
Свой доблестный славя труд,
Ее Величества Белой Вши
Подданные пройдут,
Ее Величества Белой Вши
Данники всех времен.
А это сумеет любой дурак –
По заду втянуть ремнем,
А это сумеет любой дурак –
Палить в безоружных всласть!
Но мы-то знаем, какая власть
Была и взаправду власть!
И пускай нам другие дают срока,
Ты нам вечный покой даешь,
Ты, Повелительница зэка,
Ваше Величество Белая Вошь!
Наше Величество Белая Вошь!
Королева Материка!