Ночь пройдет, и станет ясно вдруг:
Не нуждаюсь я в чужой заботе.
Полечу куда-нибудь на юг
В старом, неуклюжем самолете.

Проплывут московские леса,
Проплывут подольские заводы.
Осень, осень! Рыжая краса.
Желтые леса. Стальные воды.

Спутники случайные мои
Будут спать или читать газеты.
Милый холод ветровой струи,
Золотые облака рассвета...

Дымка легкая, сухая мгла,
Тоненьких тропинок паутина.
Без конца, без края залегла
Русская покатая равнина.

Сколько хожено пешком по ней,
Сколько езжено в ночных теплушках,
Через сколько невозвратных дней
Пролетали в тяжком топоте коней
Трехдюймовые родные пушки!

Сколько крови, сколько стылых слез
Ты взяла себе, моя отрада,
Вся в туманном зареве берез,
В красно-бурой шкуре листопада!

Сколько труб, ангаров, корпусов
Поднялось из недр твоих могучих,
Гордо ты стоишь в кольце лесов,
В десять темно-синих поясов
Над тобой текут крутые тучи.

Ты кормила, не скупясь, меня,
Материнским молоком поила,
Песенного подарила мне коня —
Горбунка-коня мне подарила.

Ну и что же, я живу с таким конем.
Много лет ведется дружба между нами.
Искрами он пышет и огнем,
Сказочными хлопает ушами.

Горбунок-конек, ты ростом мал,
Северная русская порода.
Ты меня, родной, не выдавал,
Никому и я тебя не продал.

1939