Старый Ян имел два клада,
Не доступных никому,
И одна была отрада
В них на старости ему.

Первый клад, что рыцарь в латах,
Был - окованный сундук,
Где чистейшее в дукатах
Береглось от хищных рук.

Клад второй была младая
Светлоликая жена,
Чистотою - ангел рая,
Обольщеньем - сатана.

Два голкондские алмаза -
Глазки, глазки - у! - беда!
Грудь - фарфоровая ваза,
Зубы - перлы в два ряда.

И ценя такие блага,
И не ведая утрат,
Посвятил им старый скряга
Хилых дней своих закат.

Заберется ль в кладовую -
Он целует все места,
Пыль глотает золотую.
Золотит свои уста.

Всё сочтет, - сундук заветный
Закрепит тройным замком,
Подрожит - и, неприметный,
Ускользает вон тайком.

После старческие ласки
Он жене своей дарит,
Подойдет, ей взглянет в глазки
И лукаво погрозит.

То, как ценный самородок,
Кудри взвесит на руке,
То возьмет за подбородок
Иль погладит по щеке.

Клад и этот цел - он видит,
И старик безмерно рад,
Подрожит и, скорчась, выйдет,
Но замкнет и этот клад.

Между тем проходят годы,
Он дряхлеет каждый миг,
И могильный зов природы
Слышит трепетный старик.

Жалко старому два клада
Бросить в мире - приуныл.
Первый клад он в угол сада
Ночью снес и там зарыл.

Не ходи в людскую руку!
Спи тут! Дело решено...
Но - куда другую штуку
Скроешь? - Вот что мудрено.

Как бы женку-то припрятать?
Как бы эту запереть,
И замкнуть, и запечатать,
А потом уж умереть?

Вот давай ее он кликать:
'Душка! Эй, поди сюда!
Жаль мне - будешь горе мыкать:
Я умру - тебе беда!

Попадешь в чужие люди, -
Ведь тебя не сберегут,
Пух твоей лебяжьей груди
Изомнут и изорвут.

Ты слыхала ль от соседок?
Ведь другие-то мужья
Жен своих и так и эдак...
Уж совсем не то, что я!

Ты была мне что невеста
От венца до этих пор,
Я тебе и честь, и место,
Да и двери на запор.

А умру - подобной чести
Не дождешься никогда.
Знаешь что? - Умрем-ка вместе!
Смерть ведь, право, не беда.

Согласись, мой розан алый!
Средство мной уж найдено', -
Та в ответ ему: 'Пожалуй!
Хоть умрем - мне всё равно',

'Ну, так - завтра. Ты покайся
Прежде мне, открой себя, -
Ведь сосед-то наш, признайся,
Подговаривал тебя?'

'Что. таить, коль дело к смерти?
Я не отопрусь никак'.
- 'Ишь соседи! Эки черти!
Я уж знал, что это так.

Он хотел тебя, как видно,
Увезти, скажи, мой свет!'
- 'Да; но мне казалось стыдно...
У него ж деньжонок нет;

Сам раздумает, бывало,
Да и скажет: 'Подождем!
Ведь у скряги-то немало
Кой-чего - мы всё возьмем''.

'Ах, бездельник голоперый!
Ишь, так вот он до чего!
Человек-то стал я хворый,
А не то - уж я б его!'

'Успокойся же, папаша! -
Яну молвила жена. -
Вспомни: завтра участь наша
Будет смертью решена.

Ты и сам, быть может, грешен.
Как меня ты запирал
И замок тут был привешен -
Ты куда ходил?' - 'В подвал'.

'Может, душенька какая
Там была. .. признайся, хрыч!
Тяжкий грех такой скрывая,
Адской муки не накличь!

Ведь из аду уж не выдешь!
Что ж там было?' - 'Ну... дитя...'
- 'Незаконное! - вот видишь!
Говори-ка не шутя!

Грешник! Бог тебя накажет'.
- 'Что ты, дурочка? Мой сын
Мной не прижит был, а нажит -
Не от эдаких причин'.

Призадумалась в кручине
Женка Яна, а супруг
Продолжал ей речь о сыне,
Разумея свой сундук:

'Мой сынок в пыли валялся,
Был в оковах, мерз зимой,
Часом звонко отзывался,
Желтоглазый был такой;

Не гульбу имел в предмете,
На подъем нелегок был, -
И уж нет его на свете:
Я его похоронил'.

Тут порыв невольный взгляда
При улыбке старика
Обратился в угол сада
На могилу сундука.

'Что туда ты смотришь зорко? -
Подхватила вдруг жена. -
Там - в углу как будто горка, -
Не могилка ль там видна?

Не сынок ли твой положен
Там, куда ты так взглянул?'
Ян замялся - и, встревожен,
Помолчав, рукой махнул:

'Всё земля возьмет. И сами
Мы с нее в нее пойдем.
После все пойдут за нами:
Те все порознь, мы - вдвоем.

Завтра кончим!' Но настало
Божье утро, Ян глядит:
Женки словно не бывало,
Угол сада весь разрыт.

Что-то хуже смерти хлада
Он почуял и дрожит.
Вдруг пропали оба клада.
На столе письмо лежит.

Ужас кровь ему морозит...
То рука жены его:
'Твой сосед меня увозит
С прахом сына твоего'.

1848