Уже шатался материк,
твердь под ногами колебалась…
О, Атлантида — белый лик,
я на твоей земле металась!
Грозила небу кулаком
и к телу прижимала чадо,
ребенок был так мал, как гном,
как в горле ком,—
его от града
могла я телом заслонить
и кур нахальных отогнать…
Челнок скользил, сверкала нить,
машины продолжали ткать,
кокотки примеряли платья,
дельцы выписывали чеки,
и мальчик разжимал объятья:
«До завтра»…
Знала я: навеки…
О, Атлантида — белый лик,
в моем ты сердце погружалась,
твой полный жизни материк
во мне шумел —
как к людям жалость.
Он пил вино и танцевал
и поле вспарывал плугами,
и твердь качалась под ногами,
и вал девятый набегал,
облизывая пенный берег,
в берлоги забивались звери,
а мальчик фуги сочинял.

Плугами вспарываем поле,
терзаем твердым каблуком…
Земля – великое застолье
с привычным местом за столом.
И, сонно разомкнув объятья,
мы говорим: «До завтра, спи…» —
не научившихся бояться,
нас, легкомысленных,
прости.
Тебя
мы любим, словно дети,
как дети, мы не верим в смерть…
О, Атлантида — с моря ветер,
в умах и в море круговерть!

1963